 |
Липранди выразил опасение, что очень может статься, что на этот день
дуэль не будет окончена. «Это отчего же?» — быстро спросил Пушкин. «Да
оттого, — отвечал Липранди, — что метель будет». Действительно, так и
случилось: когда съехались на место дуэли, метель с сильным ветром
мешала прицелу: противники дали по выстрелу и оба сделали промах;
секунданты советовали было отложить дуэль до следующего дня, но
противники с равным хладнокровием потребовали повторения; делать было
нечего, пистолеты зарядили снова — еще по выстрелу, и снова промах;
тогда секунданты решительно настояли, чтоб дуэль, если не хотят так
кончить, была отложена непременно, и уверяли, что нет более зарядов.
«Итак, до другого разу», — повторили оба в один голос. «До свидания,
Александр Сергеевич!» — «До свидания, полковник!»...
В. П. Горчаков.
Воспоминание о Пушкине.
...Первый барьер был в шестнадцать шагов; Пушкин стрелял первый и дал
промах, Старов тоже и просил поспешить зарядить и сдвинуть барьер;
Пушкин сказал: «И гораздо лучше, а то холодно». Предложение секундантов
отложить было отвергнуто обоими. Мороз с ветром, как мне говорил
Алексеев, затруднял движение пальцев при заряжении. Барьер был определен
в двенадцать шагов, и опять два промаха. Оба противника хотели
продолжить, сблизив барьер; но секунданты решительно воспротивились, и
так как нельзя было помирить их, то поединок отложен до прекращения
метели. Дрожки наши, в продолжение разговора догребли в город... Я
отправился прямо к Старову... Я спросил его, как это пришло ему в голову
сделать такое дурачество в его лета и в его положении? Он отвечал, что и
сам не знает, как все это сошлось; что он не имел никакого намерения,
когда подошел к Пушкину. «Да он, братец, такой задорный», — присовокупил
он...
И. П. Липранди. Из
дневника...
На возвратном
пути из-за города Пушкин заехал к Алексею Павловичу Полторацкому и, не
застав его дома, оставил ему записку следующего содержания:
Я жив,
Старов
Здоров,
Дуэль не кончен.
...Полторацкому вместе
с Алексеевым пришла мысль помирить врагов, которые по преимуществу
должны быть друзьями. И вот через день эта добрая мысль осуществилась.
Примирители распорядились этим делом с любовью. По их соображениям, им
не следовало уговаривать того или другого явиться для примирения первым;
уступчивость этого рода, по свойственному соперникам самолюбию, могла бы
помешать делу; чтоб отклонить подобное неудобство, они избрали для
переговоров общественный дом ресторатора Николетти, куда мы нередко
собирались обедать и где Пушкин любил играть на бильярде. Без дальнего
вступления со стороны примирителей и недавних врагов примирение
совершилось быстро. «Я вас всегда уважал, полковник, и потому принял
предложение, — сказал Пушкин. «И хорошо сделали, Александр Сергеевич, —
ответил Старов, — этим вы еще больше увеличили мое уважение к вам, и я
должен сказать по правде, что вы так же хорошо стояли под пулями, как
хорошо пишете». Эти слова искреннего привета тронули Пушкина, и он
кинулся обнимать Старова. Итак, в сущности, все дело обделалось, как
можно было ожидать от людей истинно благородных и умеющих уважать друг
друга. Но так называемая публика, всегда готовая к превратным толкам,
распустила с чего-то иные слухи: одни утверждали, что Старов просил
извинения; другие то же самое взвалили на Пушкина, а были и такие
храбрецы на словах, ...которые втихомолку твердили, что так дуэли не
должны кончаться.
Дня через два после примирения Пушкин как-то зашел к Николетти и, по
обыкновению, с кем-то принялся играть на бильярде. В той комнате
находилось несколько человек туземной молодежи, которые, собравшись в
кружок, о чем-то толковали вполголоса, но так, что слова их не могли не
доходить до Пушкина. Речь шла об его дуэли со Старовым. Они превозносили
Пушкина и порицали Старо-ва. Пушкин вспыхнул, бросил кий и прямо и
быстро подошел к молодежи. «Господа, — сказал он, — как мы кончили со
Старовым — это наше дело, но я вам объявляю, что если вы позволите себе
осуждать Старова, которого я не могу не уважать, то я приму это за
личную обиду, и каждый из вас будет отвечать мне, как следует!»
Знаменательность слов Пушкина и твердость, с которою были произнесены
слова его, смутили молодежь, еще так недавно получившую в Вене одно
легкое наружное образование и притом нисколько не знакомую с дымом
пороха и тяжестью свинца. И вот молодежь начала извиняться, обещая
вполне исполнить его желание. Пушкин вышел от Николетти победителем.
В. П. Горчаков. Воспоминание о Пушкине.
С того времени по 1831 год, находясь в одной армии и частях войск со
Старовым, мы не раз вспоминали об этой встрече, и впоследствии, в
пятидесятых годах, в продолжение двух лет, что Старов находился в
Петербурге по своим делам, где и умер, мы как-то повели разговор о
Пушкине и, кажется, по поводу нечаянно открытой им книги, лежавшей на
столе у общего нашего знакомого. Ему было уже под семьдесят лет;
тридцать два года после поединка он искренне обвинял себя и говорил, что
это одна из двух капитальных глупостей, которые он сделал в жизни своей.
И. П. Липранди. Из
дневника и воспоминаний. |
|
