Пушкин носил
тяжелую железную палку. Дядя спросил его однажды: «Для чего это,
Александр Сергеевич, носишь ты такую тяжелую дубину?» Пушкин
отвечал: «Для того, чтоб рука была тверже; если придется
стреляться, чтоб не дрогнула».
М. Н. Лонгинов со слов Н. М. Лонгинова.
Библиографические записки, 1859. № 18, с. 553.
После обеда у Акасакова М. А. Максимович рассказывал, что
Кюхельбекер стрелялся с Пушкиным (А. С), и как в промахнувшегося
последний не захотел стрелять, но с словом: «Полно дурачиться,
милый; пойдем пить чай — подал ему руку и пошли домой.
О. М. Полянский. Дневник.
Пушкин вообще не был словоохотлив и на вопросы товарищей своих
отвечал обыкновенно лаконически. Любимейшие разговоры его были о
литературе и об авторах, особенно с теми из товарищей, кои тоже
писали стихи, как, например, барон Дельвиг, Илличевский,
Кюхельбекер (но над неудачною страстью последнего к поэзии он
любил часто подшучивать)...
С. Д. Комовский. Воспоминания о детстве Пушкина.
Кюхельбекер являлся предметом постоянных и неотступных насмешек
целого лицея за свои странности, неловкости и часто уморительную
оригинальность. С эксцентрическим умом, пылкими страстями, с
необузданной вспыльчивостью, он всегда был готов на всякие
курьезные проделки...
М. А. Корф. Из воспоминаний.
Нельзя не вспомнить сцены, когда Пушкин читал нам своих
«Пирующих студентов». Он был в лазарете и пригласил нас
прослушать эту пиесу. После вечернего чая мы пошли к нему
гурьбой с гувернером Чириковым.
Началось чтение:
"Друзья!
Досужий час настал, Все тихо, все в покое... и проч."
Внимание общее, тишина глубокая, по временам только прерываемая
восклицаниями. Кюхельбекер просил не мешать, он был весь тут в
полном упоении... Доходит дело до последней строфы. Мы слушаем:
"Писатель! За
свои грехи Ты с виду всех трезвее: Вильгельм, прочти свои
стихи, Чтоб мне заснуть скорее."
При этом возгласе публика забывает поэта, стихи его, бросается
на бедного метромана, который под влиянием поэзии Пушкина
приходит в совершенное одурение от неожиданной эпиграммы и
нашего дикого натиска. Добрая душа был этот Кюхель! Опомнившись,
просит он Пушкина еще раз прочесть, потому что и тогда уже плохо
слышал одним ухом, испорченным золотухой...
И. И. Пущин. Записки о Пушкине. Далее>>>>>>>>
1 2